* * *
Мы кичимся личной волей
О величии глаголя.
Только наша вышина
Провиденьем учтена.
* * *
Есть металл для решетки,
Есть для полета металл;
Мир наш местами четкий,
Неясности разметал.
Ум есть, хватает силы,
Все для тебя блага,
А невезучим осина,
Болотной трясины куга.
Корысть все разметала,
Не гаснет ее накал.
Нет для души металла,
Душе не нужен металл.
* * *
С удачей редко по пути,
Она быстра как птица.
С вершины можно и сойти,
А можно и свалиться.
* * *
Вот октябрь на посту,
И ему наказы…
Гонят за город листву
Толстые «КАМАЗы».
Мусор – это вечный зуд –
Масса грязи, веток…
Нас когда-то увезут
И завалят где-то.
* * *
Его туда не понарошку
С дровами затолкали в печь,
Поджарить должен он картошку,
Он должен пироги испечь.
И гнусно там ему, и тесно, -
Тот знает, кто знавал тюрьму.
И кролику давно известно –
На волю хочется ему.
Он дверцу раскалил ужасно –
Рукою голою не тронь.
Вольнолюбивый и несчастный
В печурку загнанный огонь.
* * *
Когда в нужде ты и беде –
Не очень-то идут к тебе.
Вот так устроен этот свет
И ему замены нет.
* * *
Деньги заменяют счастье,
Укрывают от ненастья.
Желания продлят дорогу.
От страха лишь спасти
Не смогут.
* * *
Они наступят холода,
Побелят огород.
А может это не беда,
Как раз наоборот.
Земля промерзшая как сталь,
Ну, полный антизной.
А может ледяной кристалл
И есть наш дом родной?
* * *
Упавшие стволы кругом,
Но солнце забивает сваи,
И торжествует птичий дом
Зверье кругом не унывает.
Двуногим, правда, нелегко –
Рога преследуют не рожки,
То здесь прокол, то там прокол,
Удача лишь по чайной ложке.
Глубокой осенью здесь тишь,
Грибы не водятся кругами.
Да и кого ты удивишь
Деревьями, что под ногами.
* * *
Не поможет птица птице
Если крылья плетью стали,
Море бурное дымится,
Тучи вылиты из стали.
Не пробьет сталь солнца лучик –
Эти серые владенья.
Не оглядывайся лучше,
Чтобы избежать падение.
* * *
Ищем в космосе голосов
Прилипая к наушникам страстно,
Ждем от «Дев» и от «Гончих псов»,
Но, по-видимому, все напрасно.
Ну, должны они где-то быть,
Ну не полная это ересь,
Не одни мы наладили быт,
Приспособились, притерпелись.
Но, а может одни, а?
(Не помянуто будет к ночи).
Видно мы такие дрова,
Что никто с нами знаться
Не хочет.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэзия : 2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.